Мне и в голову не могло прийти, что представится случай изложить «закон
содержания» письменно. Не скажу, что меня это вдохновило. Представьте, что у вас
имеется раздолбанный автомобиль, у которого на полном ходу отваливается колесо.
Только нарочитый оптимист может посчитать, что настал-таки прекрасный момент
проявить себя и продемонстрировать феноменальные навыки вождения. Я не страдаю
условным оптимизмом, и демоверсии западных психологов, как стать лучше, быстрее
и дружелюбнее — это реклама без продукта. Вам обещана сладость, успех и
выздоровление, но в коробке (из-под ксерокса!) только воздух ваших собственных
представлений.
Дело в том, что вдохновение посещает вас запросто, как старого и надёжного
друга, у которого случалось отсидеться в часы душевной смуты, если вы находитесь
в радиусе действия «закона содержания», то есть пребываете в состоянии, в
котором присутствует хотя бы малая долька лимонный кислоты, заключённая в
мармеладный изумруд, отсвет «правды» (о том, что в кавычках, чуть ниже).
Во-первых, я не знаю, посещает ли вдохновение какие-либо другие состояния. У
меня нет на этот счёт определённых сведений. Во-вторых, может показаться, будто
я навязываю своё видение «творческого процесса», что как элемент собственности
неизбежно искажает (я в курсе!) истину. В последнее время появилось слишком
много компетентных людей, которые взяли на себя ответственность что-либо
утверждать. Им свойственно критическое отношение к действительности и крайне
доверчивая форма солипсизма. Мне же придётся излагать основы «закона содержания»
в утвердительной форме волей-неволей. После чего я хотел бы навсегда отказаться
от права обращаться с апелляцией к истине на законных основаниях, то есть в
качестве «утверждений», и расстаться с «утверждениями» вовсе. Все мои прежние
затверждения должны быть сорваны как одноразовый занавес перед началом вашего
собственного бесконечного представления.
Моё своеволие имеет подчинительное наклонение и целиком принадлежит тексту.
Как вы пишите? Как вам приходит идея? — резко, безотносительно… и в тоже время —
мягко, ровно насколько вы можете её воспринять! Вы слышите её всем существом.
Она проявляется в каждой клеточке и вибрирует там соответственно своим благим,
идеальным намереньям. Вы сразу ощущаете тот внутренний подъём, который в обиходе
и называют «вдохновением». Вы когда-нибудь задавались вопросом, что наступает
или приходит к вам прежде: подъём, вдохновение или сама идея? Никто не мерил это
расстояние в секундах. И не пытайтесь. Это ничему не поможет. Опыт показывает,
что душевный и физический подъём ощущаются нами одновременно. А вот идея
произведения возникает из глубин творческого «я», из авторского материала.
Точнее сказать, никто со стороны не шепчет вам на ухо и не диктует «сверху».
Сказка о непосредственном, из уст в уста общении с божеством, дошла до нас явно
в сокращённом варианте. Вдохновение лишь систематизирует отдельные элементы
наших собственных форм — эмоциональных, ментальных, дифрагментарных. Безусловно
ваш бог оказывается там же, где и демоны: не на небе, а внутри вас самих. Вы
находитесь под напряжением, и только благодаря вашим личным способностям и
готовности трансформировать токи в словесный помёт, реализуете вдохновенный
катарсис. В противном случае вам, действительно, грозят воспаление мозга и
душевные муки. Что же это за такое удивительное состояние и откуда оно берётся?
Способность удержаться в этом состоянии, успеть набросать хотя бы пару ключевых
фраз — это вопрос технический. Для этого надо постоянно заниматься творчеством и
постепенно наращивать «оперативную память». Существует мнение, что за сим у
человека посвящённого следует набросок произведения — его план. Составлению
«плана» и вопросам композиции уделяется немало времени на творческих семинарах в
гуманитарных университетах развития способностей у младой поросли и плесени. Но
поверьте, это схематический план крокодила, никогда не виданного даже в
зоопарке, из учебника зоологии. Не имеет смысла следовать плану, составленному
заранее. Он составляется в ключе идеи, всё ещё будоражащей автора. Настоящий
план — это набросок ключевых фраз, которые в смысловом и фразеологическом
значении играют весьма второстепенную роль. Они понятны только их автору,
понятны скорее на слух, на ощупь. Затем герои и дух произведения заживут
самостоятельной жизнью. План будет неоднократно корректироваться. Его задача
время от времени напоминать уму-разуму, что он выполняет функцию переводчика с
птичьего языка рефлексии на язык восприятия — и только.
Как же на самом деле возникает произведение, будь оно с планом или без плана?
Как пишется? Из чего берутся все эти мелочи, детали, переходы от одного
предложения к другому? Откуда возникает эта связь раздробленных элементов как
словесной, так и материальной азбуки? Опыт написания стихотворения вряд ли нам
поможет ответить на этот вопрос. По общему заблуждение труд стихотворца
скоротечен, протекает молниеносно и огненно. И пусть на самом деле это не так. И
любой поэт знает, насколько длителен сам процесс, как тяжело преодоление
материала, который нужно ещё оживить собственными силами. Иногда проходят месяцы
и годы, прежде чем все звуки сплетутся в радугу смыслов. Мы всё же будем строить
наши рассуждения на том, как продержаться в таком состоянии в условиях романа?
Вспышка, озарение тут лишь предшествуют основному творческому состоянию, которое
единственно, по моему глубокому убеждению, и должно назвать вдохновением. Оно не
тепло и не холодно. Это другое. Его разве что можно описать теми же средствами,
что и прозу. Но подтвердить или опровергнуть вряд ли удастся.
Я пишу эти строки как раз в то время, когда постепенно утрачиваю оное, состояние
некой «правды», и будто хватаюсь за щепку: пытаюсь нацарапать хотя бы некоторые
соотношения звуков, ибо человеческая память бессильна в данном случае. Может
быть, я сумею по ним вернуть себе утраченное ощущение… потом… или, что будет в
дальнейшем… не знаю. Я вижу, как колесо бросается в кювет, а мой автомобиль
продолжает двигаться на бесконтрольной скорости до первого поворота.
Ты знаешь, что он лжёт — и это правда. То есть это состояние не делится. Ты
знаешь, что оно живо и умрёт — и это единственно верное направление, которое
начинается и заканчивается повсюду. Каждое слово возникает как бы само собой, но
твой взгляд сосредоточен внутри тебя самого. И оттуда виден весь мир, все его
мельчайшие подробности. То есть создаётся впечатление, что это не твоё видение,
а мир смотрит на тебя. То, что происходит вовне, следит за тем, иным, в котором
происходят времена и пространства. Каждое слово является как бы само собой, при
этом оно точно ложиться уже в готовую для него форму, строку, попадает в ритм,
трепет изначального представления. Потом сам удивляешься, что проза разрослась
как улыбка из засечек её строгих и внимательных глаз, изнутри орфографической
точки. В этом состоянии можно пребывать сколь угодно долго, если только сам не
совершишь какую-нибудь глупость. Если не перестанешь исполнять его (состояния!)
законы содержания, не предашься в руки сумятице обыденной жизни. По-моему,
«служенье муз не терпит суеты» — это ключевая фраза. Увы, не моя.
Состояние «правды» — ниоткуда не приходит и никуда не ведёт. Оно постоянно рядом
с нами. Достаточно внимательно всмотреться в окружающую нас действительность и
продолжать всматриваться, доходить до мельчайших подробностей, вслушиваться и
принимать все запахи, звуки, ощущения. Вспомните из школьного учебника образ
писателя с блокнотом. Это только уловка, только видимая часть замысла. Только
войти в это состояние не удастся без напряжения. В дальнейшем — оно просто
работает. Ты уже ничего не выдумываешь — вокруг нет ничего лишнего. Даже самая
гнусная неправда и подлость принимается как часть общей правды об этом
удивительном, замечательном, чудесном мире, и ты не можешь оставаться
равнодушным. «Закон содержания» понятен лишь в состоянии «правды». Форма уже не
имеет значения. Её определяет сущность. Достаточно изменить настроение предмета,
чтобы он предстал в новом качестве. Достаточно нарисовать «квадрат», чтобы он
стал «чёрным». А большего я вам сказать не могу, да и не смею.
О том, как двигать стаканы, научиться левитации, телекинезу — расскажу в
следующий раз, когда отдохновение не позволит мне заниматься чисто литературным
творчеством.
P.S.
После того, как я написал эту статью и трижды пытался изменить её, переделать… и
столько же раз просто убить файл и порвать на мелкие кусочки распечатки, которые
вертел в руках и так и этак… и всё не так — я решился-таки принять себя таким,
как есть. В конце концов, никакого «закона содержания» не существует. А то, что
существует, проявляется само собой. И всякий «закон» лишь последует этому
проявлению. Само слово «закон» в данном случае — просто ужасно. И нельзя ничего
изменить, чтобы это не стало очевидным, очередным техническим вывертом ничуть не
прикрывающим ту единственную правду, которая явилась к нам ещё вначале. Да, была
идея что-то сформулировать. Но пока я ёрзал на стуле, бегал по комнате из угла в
угол, пил чай, кипятил чайник вновь, намазывал себе бутерброды, брал Бастилию,
Зимний дворец, дворец Шанхая и мыл руки тёплой, регулируя напор потрескавшимися
краниками, и вообще — пытался переделать кучу дел, я написал эту статью десятки
раз идеально. Я получил свою долю удовлетворения. Что теперь? Приблизиться к
этому чистому творчеству — вот цель, вот подлинная задача настоящего искусства.
Всё остальное только подготовка, «намазывание бутербродов». Только в тех
«потоках сознания» не существующий «закон содержания» начинает действовать. Вот
и всё. Нас интересует только действие, а как это будет называться — дело
второстепенное и не обязательное. Дать имя (а не сформулировать), произнести
слово и сотворить правду — вот путь истинного художника. Насколько вам интересно
будет наблюдать за этой историей? Ровно настолько, насколько вы сами этого
захотите. И никакой тактикой, мастерством или композицией я не смогу перечить
вашему желанию, да и не хочу. Пусть будет всё… и пусть ничего не будет
предопределено раз и навсегда. Только так содержание откроется нам не
ограниченной законом правдой, что совершает свой путь в бесконечности ради
одного единственного Слова.
Набрасывая на бумагу, я бегу собственных слов, открывая для себя прелесть
движения по пути к несуществующей истине. Когда-нибудь я достигну её границ, и
мне откроется взгляд в бесконечность. Линия горизонта приблизиться настолько,
что отойдёт в прошлое. Но это даже трудно себе представить. Можно только
убедиться в этом и перестать себя убеждать в чём бы то ни было. Опять я пишу
свою бесконечность…
Когда я смотрю в зеркало, то боюсь, что за моим отражением появится что-то ещё.
А когда не боюсь, то чувствую… . |