|
проект: Литератор / ежедневник >> Дневник служителя культа << — << 20 апреля >> + >> |
|
20 апреля |
|
по ст.ст. 7 Апреля ______________________ |
|
приметы
Акулина. На Акулину дождь — хороша будет калина, коли плоха — яровые,
мороз и солнце — к урожаю хлебов и гречихи. Начинают высаживать груши. день-деньской Случайно оказался свидетелем мистерии. Проходя мимо одного из современных, а лучше сказать, современнейших театральных зданий, я встретился с афишей. С наклеенного на серую стену, промокшего от весенней снежной бури листа ватмана на меня смотрели пронзительные и неправдоподобно знакомые глаза. Сегодня даже самодеятельные театры использует более пластичные, скажем так, материалы. Но взгляд мой тянуло магнитом совсем к иной материи. Я подходил ближе, чтобы утвердиться в догадке. Споткнулся о тротуар. И заодно с болью в ноге спрашивал себя: он ли это? Бывает, что от длительного напряжения, которым я упражняю свой мозг, начинает мерещиться всякое. Но в нашем городе давненько не случалось никаких загадочных происшествий. Передаю Вам, дорогой мой читатель, свою растерянность как на ладони.
Я даже специально дотронулся до мокрого листка пальцем — чувствуете? На
самом кончике мокрая ступенька в неведомое, холодок прикосновения >>> 20
апреля, Дневник Служителя Культа.
«Он обожает загадки, ребусы и криптограммы, обнаруживая в их решении
проницательность, которая уму заурядному представляется чуть ли не
сверхъестественной. Его решения, рожденные существом и душой метода, и в
самом деле кажутся чудесами интуиции. Эта способность решения, возможно,
выигрывает от занятий математикой, особенно тем высшим ее разделом,
который неправомерно и только в силу обратного характера своих действий
именуется анализом, так сказать анализом par excellence [По преимуществу
(франц.).] Между тем рассчитывать, вычислять — само по себе еще не
значит анализировать. Шахматист, например, рассчитывает, но отнюдь не
анализирует». Перевод Р.Гальпериной «Чаровательница и рабыня своих женских страхов, женщина, полюбившая ангела, демона, духа, кого-то, кто был больше, чем человек, и потому испугавшаяся, — нежная Сибилла, заманившая и себя и другую душу в колдования любви, а когда другая душа явила себя вулканической, смутившаяся и потерявшая смелость повиновения голосу собственного сердца, — без обмана обманувшая, без неправды обманутая, — изломанная игрушка неосторожно начатой игры, священно-вечной, в которую играют все Миры, воспламененные в своих полетах по Небу, — и в возмездие прикованная еще на годы, на десятки лет, к Земле, меж тем как в Небо могла улететь с небесным, — мир тебе, тень красивая, ты долго молилась в ночной своей часовне и думала, что это молитва о падшем, и не знала, что это мысль о взнесенном, и не знала, что это молитва — о себе.
На одном из сохранившихся оттисков когда-то только что отпечатанной «Эврики»,
на белом листке, четким почерком Эдагара По начертаны слова: «Мука
соображения, что мы утратим нашу личную тождественность, самоотдельное
тождество, прекращается сразу, когда мы отдадим себе в дальнейшем
размышлении отчет в том, что развитие этого явления есть поглощение
каждым отдельным разумом всех других разумов (то есть Вселенной) в свой
собственный. Чтобы Бог мог быть всем во всем, каждый должен сделаться
Богом». Константин БАЛЬМОНТ, «Прощальный взгляд». Стоит только воспротивиться действительности (которая, впрочем, совершенно случайно оказывается в лице разводящего и которой, как правило, и достаётся основная доля интеллигентских тумаков), как о тебе уже пишут в словарях, что ты наложил в основы. Да, вот такая грубая шутка в отношении не менее грубой упакованности академических штампов: «Заложил основы национального уругвайского романа. Его произведения, в целом связанные с традицией романтизма, изобилуют лирическими описаниями природы, зарисовками уругвайского быта. Исторические романы «Исмаэль» (1888), «Туземка» (1890), «Копье и сабля» (1914), повесть «Бой в развалинах» (1894) воссоздают эпоху борьбы за независимость Уругвая».
Этому параду пошлости судья не Бог — нет, а какой-то жилистый,
истеричный социальный птах. Интересно, кто первый изобразил, кому пришло
в голову это зловонное словосочетание? Хочу сразу оговориться, что только фонетическая зависимость от уже сложившихся форм именования, заставляет меня применять к Розанову такие понятия, как писатель, публицист и прочее. Была бы воля, от всего этого «культурного» набора звуковых и легко узнаваемых конструкций оставил бы только имя собственное: РОЗАНОВ — роза ветров русской литературы. В своём компьютере я нашёл 59 статей (!), в которых предпринимал попытки с разных сторон подобраться, подкрасться, как вор подглядеть в замочную скважину частного дома — представить «розоновскую» онтологию творчества. Теперь я сознаю, что не разгадал и сотой доли тех мучительных и сладостных аллюзий, которыми полна проза этого уникального писателя. Писать биографию Розанова не менее глупо… Вот идёт по улице человек. Эта улица называется так-то. Человек прошёл столько-то шагов… Ничего подобного нет в творчестве Василия Васильевича. И биография самой России куда ближе к духу его письма, чем знание о том, что он был женат на вредной тётке, доставшейся ему от Достоевского. И связывать нежелание этой тётки дать развод Василию Розанову с его якобы нападками на архаичность православия также нелепо, как логически связывать его стремление сотрудничать во «многих» журналах с «сознательной беспринципностью».
«С того времени и до этого, каковы бы ни были мои отношения к церкви
(изменившиеся совершенно с 1896—97 г.) — что бы я ни делал, что бы ни
говорил и ни писал, прямо или в особенности косвенно я говорил и думал
собственно только о Боге, так что Он занял всего меня, без какого-либо
остатка, в то же время как-то оставив мысль свободною и энергичною в
отношении других тем. Бог меня не теснил и не связывал, я стыдился Его
(поступая или думая дурно), но никогда не боялся, не пугался (ада
никогда не боялся). Я с величайшей любовью приносил Ему все, всякую
мысль (да только о Нем и думал) как дитя пошедшее в сад приносит оттуда
цветы или фрукты или дрова “в дом свой”, отцу, матери, жене, детям. Бог
был “дом” мой (исключительно меня одного, хотя бы в то же время и для
других “Бог”, но это меня не интересовало, и в это я не вдумывался),
“все” мое, “родное” мое». На том и остановимся. Нет сил втягиваться в этот бесконечный, нудный разговор, как разговор со старым приятелем, который сидит до утра и не уходит — всё рассказывает за жизнь. А уж спать хочется! Вот завтра бы и поговорили. Лучше уж с самого начала не пускать. Или не дружить вовсе. «Что делать, что делать?» — восклицал Василий РОЗАНОВ. — «Варить летом варенье, а зимой пить с этим вареньем чай — вот, что надо делать».
Василий РОЗАНОВ — первый автор философии вне логики и литературы вне
текста, который ещё до Джойса употребил в литературном творчестве
феномен «потока сознания». Свою приверженность к дворянскому сословию БАНГ преображает в последовательный пессимизм, по которому гибель близкой ему культуры неизбежна, и которая вырождается социально и физически. В 1884-1887 он вновь пытается утвердиться в качестве актера на театральных сценах Германии и Франции. Тот же меланхолический мотив предрешенной гибели встречается и в его рассказах, объединенных в книги — «Эксцентрические новеллы» («Четыре чорта» и др.), «Таинственные рассказы». Он увлекается импрессионизмом и воплощает его принципы в сборнике «Тихие судьбы» (1886). Некоторые критики утверждают, что жемчужиной творчества БАНГА является повесть «Тине» (1889), «в которой проводится параллель между совращением молоденькой служанки и поражением датчан в военном конфликте с Пруссией и Австрией в 1864 г.» БАНГ неоднократно пробует свои силы как театральный режиссер. Он был также директором театров в Берлине, Мюнхене и Копенгагене. Ещё один нюанс — выступает с чтением собственных произведений. С этой «миссией» в 1911 году БАНГ побывал и в России. В 1896 он пишет роман «Холм Людвига» о безнадежной (!) — в силу существующих в обществе норм — однополой любви. Последними произведениями БАНГА были: роман «Без родины» и книга воспоминаний «Десять лет». Умер писатель во время турне по США. Соч. : Собр. соч.: В 10 т. М.: Саблин, 1911-1912; Избранное /Сост. Ю.Яхнина; Предисл. В.Неустроева; Коммент. А.Сергеева. М.: Худож. лит., 1974. 479 с.; Й.П.Якобсен; Оноре де Бальзак; Несколько замечаний о технике; Из письма Эрику Скраму /Пер. А.Сергеева и А.Чеканского //Писатели Скандинавии о литературе: Сб. ст. /Сост. К.Мурадян. М., 1982. С.24-49.
Лит.: Борген Ю. «Тине» Германа Банга — к столетию описываемых в романе
событий /Пер. А.Чеканского //Борген Ю. Слова, живущие во времени /Сост.
Э.Панкратова. М., 1988. С.277- 280; Ивашкевич Я. Роман Германа Банга «У
дороги» /Пер. М.Ландмана //Ивашкевич Я. Собр. соч. М., 1980. Т.8. С.
346-349; Неустроев В.П. Литературные очерки и портреты. М., 1983. С.
169-192; Эльяшевич Д. «Россию я очень-очень люблю...»: [Г.Банг и Россия]
//Нева. 1991. N 2. С. 202-205.
Родился в 1865 г. в еврейской семье, в Елизаветграде, где учился в
гимназии. Писать начал с 16 лет, помещая в южных газетах стихотворения,
рассказы, критические статьи. С 1886 г. по 1892 г. был водворен в
Средне-Колымске Якутской области, где одновременно с бытом инородцев
изучал новые языки; печатал в «Одесских Новостях» и «Русских Ведомостях»
беллетристически-этнографические очерки, из которых первый — «К
полярному кругу» — вышел отдельно и по-английски. С 1893 г. состоял
постоянным сотрудником «Русских Ведомостей», где поместил ряд сибирских
очерков, собранных в книге: «На крайнем северо-востоке Сибири» (СПб.,
1895; французский перевод, 1896). Еще ранее «Очерки крайнего
северо-востока» ШКЛОВСКОГО были напечатаны в «Записках
Восточно-Сибирского Отдела Императорского Русского Географического
Общества» (Иркутск, 1892). По предложению редакции «Русских Ведомостей»,
отправился в 1896 г. в Лондон. Печатал очерки английской жизни в
«Русских Ведомостях» (за подписью Sh.) и с 1897 г. в «Русском Богатстве»
(за подписью ДИОНЕО); статьи из «Русского Богатства» изданы отдельно
редакцией этого журнала в переработанном виде под заглавием «Очерки
современной Англии» (СПб., 1903). Кроме того, Шкловский писал рассказы
(в «Русских Ведомостях», сборниках «На славном посту» и «Братская
помощь») и печатал статьи в английских изданиях (««Academy»«, ««Daily
Chronicle»« и др.).
«Мне тогда шел двадцать шестой год, но, конечно, в сущности, мне было
двадцать. Однако Катерина Михайловна вовсе не была “взрослей” меня, хотя
ей было 32 — 33 года и выросла она в городе. Она была худая,
болезненная, истерическая девушка, некрасивая, с типическим для
истерички звуком проглатывания — м–гу! — звуком, которого я не мог
слышать. Правда, в ней было что–то чрезвычайно милое, кроме того, она
занималась литературой и любила ее страстно. Чрезвычайно глупо думать,
что она могла быть развитей меня оттого, что у них в доме бывал Вл.
Соловьев. В сущности, знала она очень мало, “умные” разговоры еле
долетали до ее ушей, а занята она была исключительно собой. Следовало бы
как–нибудь серьезно на досуге подумать о том, как это могло случиться,
что я мог влюбиться в нее. Обычно при влюбленности, даже при маленькой,
что–нибудь нравится: приятен бывает локоть, нога. У меня же не было ни
малейшего чувства к ней как к женщине. Мне нравился переулок, дом, где
они жили, приятно было бывать в доме. Но это было не то, что влюбляются
в дом оттого, что в нем живет любимая девушка, как это бывает часто, а
наоборот. Она мне нравилась потому, что нравился дом... Кто я был тогда?
У меня ничего не было, кроме нескольких рассказов и стихов. Конечно, я
должен был казаться ей мальчиком, но на самом деле им не был, хотя в
некоторых отношениях был легкомыслен до того и были во мне черты такие,
что не будь я именно тем, что есть, то эти черты могли бы считаться
идиотическими. С таким легкомыслием я и сказал ей однажды, когда она
плакалась мне на свою любовь к Х. : “ Выходите за меня замуж...” Она
расхохоталась: “Да как же это выходить замуж... Да ведь это можно только
тогда, если за человека голову на плаху можно положить...” Эту фразу
очень отчетливо помню. А роман ее с Х. был очень странный и болезненный.
Он был похож на Достоевского. Только красивее». Из рассказов Ивана
Алексеевича Бунина.
Почему-то в юности я был абсолютно убеждён, что АГНИВЦЕВ мой
современник. Когда же впервые услышал его стихи в исполнении
Вертинского, время предстало для меня в своём первозданном хаосе. Можно
сказать, что АНГНИВЦЕВ, несмотря на его далеко не «классические» темы,
открыл для меня пространство поэтического вневременья.
Родившись в дворянской семье в Москве, АГНИВЦЕВ прослыл истым
Петербуржцем по образу и подобию. И так… популярный поэт, сочинитель легковесных «альковных» стихов, представитель петербуржской богемы, куплетист и бард, выступавший в кабаре и ресторанах. «Высокий, здоровый верзила, с толстыми серебряными браслетами на руках, бряцавшими, как наручники». Песни на его стихи исполняли Александр Вертинский, Николай Ходотов, писали Сергей Прокофьев, а позднее — Сергей Никитин. В начале 1917 вместе с известным режиссером Котэ МАРДЖАНОВЫМ создаёт бродячий театр «Би ба бо», затем театр переименовывается в «Кривого Джимми», с которым гастролирует по югу России. Он же пишет большую часть репертуара. В 1921 году эмигрирует из России и живёт в Берлине. Пишет о Пушкине, Гоголе и… коробке спичек фабрики Лапшина (!).
В 1923-м году Николай Агнивцев возвращается в Москву и, как сам о себе
говорит: «вновь стал русским». До 1932 года успевает выпустить более 20
книг для детей.
Письмо для Лейриса остаётся единственным способом преодоления окружающей
действительности, которую он изначально взялся ниспровергать. Он
вырабатывает новые каноны автобиографии. Сразу за «Возрастом мужчины»
начинает работать над четырёхтомным «Правилом игры», которое завершилось
только со смертью писателя.
Пик его «популярности» пришёлся на 1926-1932 годы. Вышли книги:
«Ироническая улыбка», «Дитя гор», «Звуки горна», «Победа». Поэт
своеобразно воспевал людей индустриального труда, большие изменения в
жизни близких ему героев шахт Тубинских рудников. Он стал автором
текстов песен «Марш Салавата», «На Ирендыке».
Далее вышли книги: «Мой подарок», «Избранные произведения», «Споемте,
друзья», «Глаза души», «Мелодия курая», «Годы мои — песни мои». Написал
и несколько лирических поэм.
— Меня кое-кто упрекает теперь за то, что я вручал писательский билет
Брежневу, — вдруг сказал Марков. — Мол, непристойная акция. А как
случилось? Суслов должен был вручать. Но Брежнев, уже одряхлевший, вдруг
встрепенулся: «А почему ты? Пусть Георгий... Он хозяин...» Суслов мне
это передал и перепоручил вручение. Я к Брежневу заявился, говорю слова,
соответствующие моменту, а он, будучи в прострации, не узнает меня.
Потом взбодрился: «А, Георгий...» Так вот я и довел вручение до конца...
— подытожил Марков. Олег Шестинский, «Лики и тени». «Счастье — это когда тебя понимают…» — фраза, которая вошла в анналы самых «задушевных» наших разговоров. Георгий Исидорович известен кинолентой «Доживём до понедельника», автором сценария которой он является. Менее знаком своей пьесой «Доживём до понедельника, или Подсвечник Чаадаева. История дидактическая и поэтическая в двух действиях» (1967–1982), которая отличается от фильма глубиной звучания человеческих проблем и темой «маленького фюрера». Есть в его творческой биографии и такой «весёленький» случай… Сценарий фильма «Доживём до понедельника» был дипломной работой на сценических курсах И. Г. Ольшанского. На сдаче фильма в Госкино осенью 1968 г. после того, как в зале зажёгся свет, кто-то из чиновников воскликнул: «Вот вам среда и почва чешских событий». Фильм спасло только то, что он понравился кому-то из детей руководителей государства на обычных в то время «дачных» просмотрах. «В одной из статей он отстаивал важность для школы особой гуманитарной дисциплины, которую предлагал назвать "уроки медленного чтения"». http://www.ruthenia.ru/polonsky/index.html
Георгий Исидорович Полонский скончался от сердечной недостаточности 21
сентября 2001 года. «...в подвале они регулярно избивали меня ... жгли мне руки и ноги. Они надели на меня противогаз и перекрыли доступ кислорода... подвешивали меня за руки, которые были связаны у меня за спиной. Они сказали, что держат у себя мою жену и дочерей и угрожали изнасиловать их на моих глазах». Из письма, тайно переправленного Мамадали МАХМУДОВЫМ в суде в HRW. Максуд Алиев. «Жизнь заключенного писателя Мамадали МАХМУДОВА в опасности».
источники в Интернете
\ по книгам и монографиям из частной библиотеки
Литератора |
В
1841 году публикуется первый
детективный рассказ — «
1888
— Николай Яковлевич АГНИВЦЕВ (20(8).04.1888, Москва — 1932,
Москва). 
1905
— Валид БАТЫР (Батыр Хажиахметович Валидов), башкирский поэт. 
1911
— Георгий Мокеевич МАРКОВ (1911 — 26.09.1991), писатель,
общественный деятель, дважды Герой Социалистического Труда (1974, 1984).
Историко-революционный роман «Строговы» (1939-46; Государственная премия
СССР, 1952). Романы «Соль земли» (1954-60), «Отец и сын» (1963-64),
«Сибирь» (1969-73; Ленинская премия, 1976), о социальном переустройстве
Сибири. Председатель правления Союза писателей СССР с 1977-89.
1939
— Александр Тихонович ВОЛОБУЕВ, поэт. 
1939
— родился Георгий Исидорович ПОЛОНСКИЙ, поэт, писатель,
драматург, публицист.